Чувство времени никуда не годится, когда на голове мешок, а вокруг постоянный сумрак. Иногда казалось, что прошло лишь несколько часов, иногда, что его ведут уже несколько дней. Путь проходил в молчании. На вопросы слышались только грубые угрозы, да порой прилетали удары. Судя по голосу и звукам шагов, Далласа вёл один человек. Хорошо бы сбежать, но мешок на голове полностью лишил ориентации, а руки связаны так, что не дотянуться до смартлета. Ни напугать дикаря вспышкой света, ни включить навигацию.
Похитителя не смущала хромота Далласа. Если он падал, в ход шла палка. В какой-то момент он запнулся и повалился лицом в грязь. Не нашёл сил подняться, даже не сразу почувствовал яростные пинки. Тогда провожатый пробурчал несколько ругательств и устроил привал. Он приподнял мешок и влил в рот Далласу пару глотков кислого пойла с противным привкусом. Возникли мысли про отраву, но жидкость он всё же не выплюнул — давно мучили голод и жажда. Да и нет смысла травить, когда можно просто зарезать. Едой негодяй не поделился, хотя сам громко чавкал и булькал бурдюком. Голодному Далласу оставалось лишь провалиться в сон.
Ещё через несколько часов мучительного пути его бросили в грязь и оставили в покое. Теперь вокруг переговаривалось множество мужчин, но таким исковерканным языком, что получалось различать только отдельные слова. Даллас хотел отползти в сторонку и спрятаться в надежде, что о нём забудут, но не находил сил двинуть хоть одним мускулом.
Кто-то усадил Далласа, снял мешок. Свет факела болью резанул глаза. Цепкой рукой неприятно схватили за подбородок, заставили открыть рот, надавив на щёки.
— Зубья целы, но сам хиляк, — заговорил тот, кто осматривал. — Смари, еле жив.
Далласа пихнули ногой, и он повалился навзничь. В губы ткнулось горлышко бурдюка, и он чуть не захлебнулся от жидкости с резким вкусом.
— Плохой раб ты вести. Одну курку дам.
— То не раб, то людь неба, — угрюмым голосом ответил провожатый Далласа. — Глянь одёвку.
Комбинезон Далласа видал и лучшие времена. Он пропитался грязью, пах соответствующе, но приземистый толстячок с сальными волосами и нелепыми висящими усами осматривал одежду внимательно, проверяя каждую складку. Сперва он недовольно бормотал, что такое легко найти у торгашей, но, когда нащупал смартлет, изменился в лице.
— Жидай здеся, — сказал он и скрылся в доме.
От выпитой гадости усталость и боль немного отступили. Даллас сел и осмотрелся. Вокруг горели костры, между разбросанных тут и там шалашей сновали люди в лохмотьях. Но некоторые носили накидки, повязки и плащи из ярких тканей. Такие люди жили в хижинах посерьёзнее — построенных из дерева. Возле одного из таких домов и сидел Даллас.
Дверь отворилась, из неё вывалился толстяк и попятился задом. За ним, изрыгая ругательства, вышел мускулистый мужчина. Он был одет в пёструю набедренную повязку. На груди висели не то украшения, не то амулеты. Они звякнули, когда он наподдал ногой коротышке, попав в мягкую часть. Тот взвизгнул и бросился развязывать Далласа. Провожатый при виде этой сцены счёл за лучшее бесшумно исчезнуть.
— Простить молю тех болван, — мужчина замахнулся на усатого толстячка мощной рукой с широким браслетом, отчего тот вздрогнул и униженно забормотал извинения. — Те есть не знай, кто ведут. Но Бос поняй всё. Он хотеть ты говорить. Быть гость его дом, едь его еда.
Мускулистый освободитель немного склонился и указал двумя руками на дверь. Но Даллас, потирая опухшие запястья, не спешил войти в дом:
— Когда приглашают в гости, не надевают мешок на голову, и не тычут палками. Со мной была девушка, где она? Пока я её не увижу, не буду ни с кем говорить.
— Те два ведь сюда, ну! — прорычал силач коротышке. Тот поспешно убежал, пригибая голову. — Дев брать в дом жён, там она. Босу жена быть. Не моги я у Бос её отнять. Но Бос свой гость подари жена.
— Ну что ж, пойдём, спросим твоего босса, — невероятно уставший, но нашедший силы на злость, Даллас зашёл в хижину, сжимая кулаки.
В помещении плясали тени от множества свечей. Два воина с кинжалами в руках застыли у стен. В центре стоял невысокий стол, заставленный разной снедью. От запаха рот Далласа сразу наполнился слюной. У стола сидел молодой черноволосый парень. Он улыбнулся и помахал рукой в знак приветствия.
Даллас оглядел вождя. Совсем юнец — лет на десять моложе него. Тем не менее, провожатый с большим почтением указал на главаря и сказал:
— Бос рад видать люди с город неба. Много зим и лет мы не говорить и не видать вы. Тогда быть над нам Титор Злой, тьфу на имя то! — он в самом деле сплюнул на пол, утёр рот и продолжил, — Он бить дети чужих жён, но мам Боса его скрыть, а чтоб Бос не выть, лить в рот ему вода ядных ям. Нет голос у Бос, но есть вум. Он поднять люд наш убить Титор и стражей его. Бос не хотеть быть место Титор, но люд молить о том.
Бос махнул рукой, прерывая рассказ, и указал Далласу на подстилку возле стола. Но, прежде чем он сел, дверь открылась, и толстяк затащил за руки двоих в чалмах. Мелко кланяясь, он объявил:
— Вот те два, кто украсть и бить человек неба. Я найти их для великий Бос!
Толстяк дождался одобрительного кивка и вышел, пятясь задом. Как он удачно забыл, что несколько минут тому сам бросил небожителя в грязь и осматривал его, как козу перед покупкой. В приведённых Даллас сразу узнал сборщиков дани. Так вот кто его похитил! Они упали на колени перед повелителем, слёзно умоляя о пощаде. В визгливой речи болтуна повторялись слова «чужак» и «дар», из чего стало ясно, почему они решили выследить и напасть.
Выслушав провинившихся, Бос отрицательно помотал головой, затем сделал знак охранникам. Безучастные до того воины, схватили причитающих и жалких сборщиков (где те два надменных наглеца, убивающих последнюю козу?) и поволокли наружу. Они взвыли ещё отчаяннее, цепляясь за проём двери, но повелитель не изменил своего решения.
Глава -4
Солнце ласкало кожу, испаряя капельки воды. Друзья отдыхали в шезлонгах у бассейна после очередного заплыва. На этот раз быстрее оказался Даллас, но Джефф никогда так просто не сдавался. Он не соглашался уйти, пока не приплывёт к дальнему бортику первым. Даллас даже иногда незаметно поддавался. Порой хотелось завершить соревнование сильнее, чем остаться в статусе победителя.
Продолжая разговор, прерванный заплывом, Джефф сказал:
— Не знаю, что ты нашёл в этих престарелых тётках. Они выглядели как хулиганки, а вели себя как мужики. Постоянно дрались, стреляли, раскидывали толпы врагов. Разве такой должна быть девушка? Это хрупкое создание, нежный цветок, который надо лелеять. Вот как Карла…
— Такова была эпоха, — ответил Даллас. — Тридэшки того времени пропагандировали феминизм, показывали, что женщины ничем не хуже мужчин. До этого актрисы служили лишь декорацией. Они попадали в беду, мускулистый герой их спасал, победив злодея, а хрупкая леди награждала его любовью. Потом эта схема приелась, а общество поменялось. Посчитали, что ущемлены права чернокожих, толстух и геев, что отразилось на кино. Тогда же их не называли тридэшками, да и не были они трёхмерными, если только псевдо.
— Знаю-знаю, — отмахнулся Джефф. — Но это же глупо — приравнивать женщину к мужчине по физическим показателям. Природа определила, что самцы крупнее, сильнее, храбрее. Это помогало выживать в пещерах и охотиться на мамонтов.
— Да, но согласись, что иногда сильные женщины оказывались весьма сексуальными: Лара Крофт, Сара Коннор, Чудо-женщина, Чёрная вдова… Хотя, если эти образы создавали с целью возбудить мужчин, то это и есть сексизм. Кстати, тогда эти актрисы не были престарелыми!
— Да ладно уж, — засмеялся Джефф, — Просто признайся, что ты — геронтофил!
Остатки «Копси» со льдом выплеснулись на шутника, отчего тот взвизгнул и скинул Далласа с шезлонга прямо в бассейн.
Уже в сумерках они шли домой, поедая ледяной кофе. Помимо кинематографа прежних веков, разговор шёл и о явлениях эпохи новой. Тренды сменялись с ошеломительной скоростью. Вчера весь город обсуждал скандальный рол певички Синтаны, сегодня забыл его напрочь, судача о тизере концерта с голограммами суперзвёзд XX века. Завтра выйдет новая тридэшка с Джеки Чаном в главной роли (точнее, его компьютерной модели), все примутся смаковать это событие.